— Вот и наша улица.
Пока не рассвело окончательно, они шагали по воде и, наконец, пришли.
— Здесь, — устало объявил Сева.
— Где? — спросил Егор, придирчиво осматривая берег.
— А ты найди, — предложил Сева.
Егор еще раз оглядел обрыв и, наконец, уверенно полез наверх. Добравшись до разросшейся ветлы, он вдруг исчез и позвал неизвестно откуда:
— Сева, ау!
— Вот черт! — обиженно восхитился Сева и сказал Алику и Маше: — Давайте за нами.
— Терем-теремок, кто в тереме живет? — зевая, спросила Маша, когда все собрались в тесной' пещерке. — Я, мышка-норушка, я, лягушка-квакушка...
— Прелестно. Маше и Севе отдыхать немедленно, а мы с Аликом погуляем и покараулим. Приказ ясен?
— Ясен, — ответил Сева, откидываясь на спину.
А Маша уже спала. Сидя.
Заметая следы по песчаному склону, Егор и Алик осторожно перешли ручей и по травянистому пологому берегу вошли в мелколесье.
— Садись, Алик, — предложил Егор, усаживаясь на траву. — Карту посмотрим.
Егор развернул карту, и Алик пристроился рядом.
- Дел у нас — невпроворот. Через восемь часов Маша и ты отправитесь вот сюда. — Егор указал по карте — куда. — В этом районе появляются иногда наши партизанские отряды. Так что мгновенный радиосеанс оттуда немцев не удивит. Связь ровно в 24־ часа. До точки 35 километров. На это вам десять часов и резервный час. Пересечете два шоссе, две деревни — в обход, два ручья, но, в основном, лес. Успеете?
—Успеем, — твердо ответил Алик, глядя на карту.
- Тогда иди отдыхай и ты. Я всех разбужу.
Сева и Маша спали, Маша по-прежнему сидя. Алик тронул се за плечо.
— Что? Что?-- не открывая глаз, пробормотала Маша.
Алик осторожно положил ее, пристроив в изголовье рюкзак.
Не просыпаясь, Маша вздохнула облегченно и вытянула ноги. Алик прилег рядом с Севой и мгновенно заснул.
В прибрежных кустах не спал Егор, не спал долго, наблюдая. А наблюдать было за чем: дважды с интервалом в три часа по высокому берегу над пещерой, возвращаясь с дежурства, проходили немецкие патрули. Егор засек время.
— Богатыри, вас ждут великие дела! — ненужно громко прозвучали в пещере бодрые слова. Трое тут же ошарашенно проснулись.
— Который час? — хрипло поинтересовался Сева.
—Не который, а чей, —־ ответил Егор. — Наш час.
Валентин Николаевич Кареев рвал цветы в сосновом бору.
Пробившиеся сквозь хвою солнечные лучи пестро освещали траву, в которой белели горошины ландышей. Улыбаясь ландышам и своим мыслям, Валентин Николаевич неторопливо склонялся к каждому цветку и прибавлял его к букету.
Мимо прошел патруль — двое в касках и с автоматами — определили его взглядами, не остановили, не окликнули, — знают.
Еще раз полюбовавшись ландышами уже в букете, Кареев глянул на часы и, с сожалением вздохнув, двинулся из леса к дороге. У ворот он предъявил пропуск и вошел на территорию базы.
Во дворе на него налетел в смерть испуганный курсант:
— Господин Кареев, вас уже двадцать минут всюду начальство ищут!
— Всего двадцать? — разочарованно удивился Кареев и понюхал цветы.
Полковник Вирт сидел за столом, а Бауэр — в кресле.
— Присаживайтесь, Валентин Николаевич, — любезно предложил Вирт.
Кареев, положив букетик на стол, устроился в кресле напротив Бауэра и спросил подчеркнуто подчиненно:
— Какие будут распоряжения, господин полковник?
— Они готовы? — вопросом на вопрос ответил Вирт.
— В основном — да.
— С завтрашнего дня нам необходимо парашютировать пять групп. Состав каждой из групп: боевик-маршрутник, радист и командир, ведущий стационарное наблюдение. Ждем ваших предложений по комплектованию «троек» с учетом опыта агентов, их потенциальных возможностей, физической и психической совместимости.
— В принципе группы эти существуют. Во всяком случае, для меня. Желательно было бы только кое-что уточнить, конкретизировать...
— Что? — грубо поинтересовался Бауэр.
— Географию их работы. Районы действия групп.
Полковник Вирт надел очки и прочитал по бумаге:
— Первая группа — Сухиничи, Козельск, Белев. Вторая группа — Поныри, Елец, Дивны. Третья группа — Воронеж. Четвертая группа — Оскол Старый и Новый, Валуйки, Касторная. Пятая группа — Курск.
— Курский выступ? — быстро спросил Карссв.
— Да, — сразу же ответил Вирт. — Именно там этим летом будет переломлен ход войны.
Кареев взял букетик и поднялся.
Все шестнадцать сидели на своих местах и молча ждали. Кареев уселся за стол, опять положил букет, в задумчивости размял большим и указательным пальцами усталые глаза и спросил сам себя, не открывая глаз:
— За что я ненавижу красных? Почему мне отвратительна сегодняшняя Россия? — Помолчал и, не получив ответа от шестнадцати, ответил себе сам: — Наша страна, господа, — я надеюсь, что она будет нашей, — бедная страна, и если все в ней разделить на его восемьдесят миллионов частей поровну, то мне, человеку, мечтающему о богатстве, а, скорее, о власти богатства, достанется полтора аршина бязи, пара лаптей и фунт ржаного хлеба. Меня не утешает мысль, что другим не лучше. Напротив, чтобы мне стало лучше, необходимо, чтобы другим было хуже. Я буду добиваться этого. Сегодня каждому из вас будет присвоено первое унтер-офицерское звание германской армии. Тем самым вы становитесь в ряды тех, кому всегда тем лучше, чем хуже красной сволочи. — Кареев стремительно встал и выкинул вперед правую руку: — Хайль Гитлер!
— Хайль! — взревели шестнадцать.
Кареев в последний раз понюхал ландыши.
Ресторан «...» Кареев посетил, будучи изрядно навеселе. Он стоил в дверях зала, слегка покачиваясь с пятки на носок и ожидая, когда подбежит его персональный холуй. Холуй подбежал, осклабился: