Акция (из сборника "Привал странников") - Страница 4

Было это 10 мая 1943 года. Шикарный иностранец (американец, наверное: усики, широкополая шляпа, галстук-бабочка и хороший серый костюм) милой улыбкой и вежливым поклоном извинился, стремительно проник в метро станция «Маяковская», а потом обнаружился у станции «Аэропорт».

Иностранец прошел по Инвалидной улице до Красноармейской и свернул в Кочновский переулок, Пересек палисад, без стука распахнул дверь дореволюционной дачи и сказал гражданину без руки, который пил чай на веранде:

— Здравствуй, Вася!

— Здравствуй, Егор. Садись чай пил.

Иностранец Егор кинул шляпу на продавленный диван, уселся на шаткий плетеный стул.

— Спасибо. Как живешь-можешь?

— Понадобился наконец-то, с удовлетворением отметил Василий и ответил: Твоими молитвами. Только, я понимаю, ты в своих молитвах про меня забывать стал.

Егор налил себе покрепче из заварного чайника, отхлебнул, сощурился от удовольствия:

— Откуда индийский достаешь?

— Секрет фирмы. Не томи, Егор. Застоялся я без дела. После Харбина сколько прошло? Шесть? Семь?

— Теперь будет не Харбин, Вася, не белогвардейская самодеятельность. Здесь высокие профессионалы. Абвер, гестапо.

— Когда идем?

— Скоро.

— Группой? По одиночке?

— Сначала группой. Потом ты один.

— Группа-то какая?

— Золотые ребята.

— Сколько их, золотых?

— С тобой — четверо. Один вопрос, Вася. С парашютом прыгнуть можешь?

— Попробую.

Егор встал, подошел к дивану, взял шляпу.

Послезавтра начало подготовки. Завтра вечером за тобой заедут. Ну, я двинул.

— Некогда?

— Ага.

—Опять все по минутам рассчитал?

—А как же иначе?

Вновь чуть справа и ощутимо внизу была площадь Воровского. Теплее, что ли стало, но заходили по московским тротуарам люди,замелькал народ. Генерал (сегодня он был а штатском) одобрительно посмотрел через стекло на все на это и повернулся к Егору.

— Это не просто новый переправочный пункт, Жора. Это база доводки, ювелирной шлифовки агентуры, агентуры чрезвычайно квалифицированной и многочисленной. Она им необходима именно в это лето и именно там, где они этим летом собираются нанести удар, которым хотят отыграться за Сталинград. Представляешь, что готовят?

— Орловско-Курский выступ? — поинтересовался Егор.

—Вероятнее всего. Но это тоже следует проверить в архиве базы. По маршрутам агентуры. Итак, архив, Жора, ты должен взять этот архив. В нем личные дела агентов, приметы, клички и — самое главное — маршруты. Как ты понимаешь, на удар немцев готовится наш контрудар, и вот об этой подготовке немцы не должны знать. Мы обязаны взять там всю агентурную сеть.

Егор слышал это явно не в первый раз, и поэтому вступил в разговор вопросом о конкретном.

— Еще раз охрану проверяли?

— Да. Исключительная, я бы даже сказал монументальная... Две обширные зоны...

— А точно — две? — перебил Егор.

— Вот это точно. В первую вошли, а на второй — нарвались.

— И много парней положили?

— Двоих.

— Профессионалы?

— Опытные партизаны.

— Что же вы так? — сморщившись, как от зубной боли, горестно осведомился Егор.

— А как? — угрожающим вопросом ответил генерал.

— А так: каждый должен заниматься своим делом, Виталий Андреевич. Партизан — партизанить, разведчик — производить разведку. Сколько людей зря кладем из-за того, что дилетанты!

— Где я столько профессиональных разведчиков возьму?

Егор помолчал, потом заговорил о другом:

— Итак, Вирт, Бауэр, Кареев.

— Для тебя скорее порядок таков: Бауэр, Кареев,Вирт.

— Что нового о Карееве?

— Враг. Настоящий враг. Умен, опытен, зол.

— Тогда так: Кареев, Бауэр, Вирт.

— Ну, как хочешь. Теперь о твоей группе. Почему радистка, а не радист?

— Потому что радист — всегда баба.

— А радистка?

— А радистка — человек. При ней мужики мужиками будут.

— Всех их знаешь?

— Вес о них знаю.

— И последнее, Жора. Может, Васю не возьмешь, побережешь?

— Нужен, — твердо сказал Егор и встал. Что у меня будет на последний рывок?

— Особый партизанский отряд государственной безопасности.

Она плыла хорошим спокойным кролем по тихой, совершенно тихой глади воды, которая бывает только очень ранним погожим утром. Она плыла к берегу, и берег водохранилища столь же спокойно приближался к ней. Все ближе малый песчаный обрыв, уютная старинная усадебка над ним, и над усадебкой высокие сосны.

Она постепенно являлась из воды, явилась, стянула с головы резиновую шапочку, тряхнула слегка подмокшими кудряшками. В старенькой купальне она переоделась в цветастое платье и, не торопясь (она все делала не торопясь), поднялась по деревянной лестнице к дому. Там, в миниатюрном бельведере, уже почти не дымя, давно кипел самовар.

Она сняла трубу, прикрыла жар конфоркой и понесла самовар в дом. Прошла через анфиладу комнат и, выйдя на открытую террасу, водрузила самовар на стол. Залив кривой самоварной струей кипяток в заварной чайник и еще раз оглядев дело рук своих — готовый на четырех персон завтрак, — она громко объявила на весь дом:

— Семейка, завтрак готов! Прошу к столу!

Гремя сапогами, они почти строем спустились по деревянной полукруглой лестнице. Все трое — коротко стрижены, чисто выбриты, все трое — в военной форме без погон и знаков отличия.

—Доброе утро! — сказала им она.

—Здравствуй! — ответил Егор Иванович.

— Здравствуйте, Маша! — улыбнулся Альберт.

—Здравия желаю, товарищ младший лейтенант! — приветствовал ее однорукий Василий.

Маша глянула на него, усмехнулась:

—Почему же так официально, дядя Вася?