Маша толчком перевалила его с боку на спину и прилегла, использовав веселовскую грудь в качестве подушки:
— Господи, хорошо-то как! Век бы лежала, не вставала. В небо смотрела бы...
— Трепаться обязательно, Маня?
— Обязательно. Меня, Севочка, слегка колотит.
— Тогда давай о бабах.
— Давай. Как у тебя дела с той блондинкой? Ну, помнишь, я вас еще на Плющихе встретила?
—Мы очень быстро разлюбили друг друга.
—Сева, правда, а когда ты женишься?
—Только после войны. Если выживу, конечно.
— Не каркай, дурак!
— Дурак не дурак, а жизнь никому ломать не хочу.
Сева насвистывал «Темную ночь», а Маша молчала.
— Расскажи про нашего Егора, — вдруг попросила она.
— Егор — он и есть Егор, — лениво сказал Сева. — Первый после Бога.
— Это как же тебя понимать?
— Английские моряки так величали своих капитанов, вверяя им свои жизни.
— Красиво говоришь!
— Ты знаешь, что такое июль сорок первого?
— Если честно — нет.
—И слава Богу. Такою лучше не знать. А я этот июль видел с изнанки. Какой же я тогда был сырой! Напарник Савушкина! Не напарник — петля на шее. Груз на ногах. — Сева вдруг скосил глаза. — Идет!
—Кто?
— Лежите, лежите! — издали прокричал Егор, чтобы не вставали, и подошел. Но они все-таки сели в траве.
—Не помешал? — спросил Егор, присаживаясь рядом.
—Чему? — поинтересовалась Маша.
—Конфиденциальному разговору. Тет-а-тету.
—Мы с Машей — хорошие приятели, Егор, — насмешливо положил Сева.
—Ах, тили, тили, тили, здравствуйте, приятели! — пропел Егор.
- Как вас понимать, товарищ майор? — это уже Маша.
—Частушку такую в нашей деревне пели.
—Ну, а дальше как?
—А дольше матерно, Маша.
—За что же вы так нас, Егор Иванович?
—Да не хотел я вас обижать! Просто к слову пришлось, — смущенно отметил Егор.
—Ай, ай, ай, — многозначительно разделяя каждое «ай», произнесла Маша.
Севa радостно заржал, хлопнув себя по ляжкам:
—А она умыла тебя, Егор!
—На здоровье, Маша, — признал поражение Егор, наблюдая, как неслышно подходил к ним Василий и Алик. — Опять все в сборе.
Василий и Алик прилегли рядом.
— Ну, что, бойцы? — ободряя их, спросил Егор.
— Да ничего, — злобно ответствовал Василий.
— Легкий колотун, — пояснил Алик.
— А чего же вы хотели? Самое время для колотуна — ожидание.
—Сева, как бы отделившись для приватной беседы, громким шепотом задала вопрос Маша. — А Егор Иванович женат?
—Дамочка у него, таким же шепотом ответил Сева. — Не то арфистка, не то альтистка. В общем, артистка. Музыкантша.
— Справедливо. Ему и положено что-нибудь особенное.
Егор покосился на них, отмстил недовольно:
— Не по делу развеселились, голубки!
— Колотун топим, Егор, — серьезно объяснил Сева.
— А в другом водоеме его утопить нельзя?
К ним бежал человек. Добежал.
— Ну? — приказал ему говорить Егор.
— Полная готовность к 19.45.
— Встать! — скомандовал Егор. Все встали. — Пошли.
Они шли через поле, к одинокому домику и одинокому самолету — двухмоторному «Дугласу», выкрашенному сверху болотнозеленой и коричневой красками.
— Вот и все! — сказал Сева. — Вот и утоп колотун!
Смеркалось, когда «Дуглас», чуть подскакивая на незаметных кочках, разбежался по чудесному летному полю и нехотя поднялся в воздух.
Уже совсем стемнело. Пятеро, в полной выкладке, при парашютах, молча сидели у изогнутой самолетной стенки, на железной скамейке. Оглушающе ревели моторы, бренчало что-то металлическое.
Ослепительное ворвалось в иллюминаторы, сначала с одной стороны, а затем и с другой. Самолет попал под два прожектора. И уже грохотало все вокруг и жгли глаза мгновенные нестерпимо жаркие алые вспышки снарядов. Самолет подкидывало, мотало, трепало, как щепку.
Вдруг постоянный ослепительный свет исчез в иллюминаторах.
— Молодец, пилот, сказал сам себе ־Егор, - вырвался из прожекторов.
И сразу стало потише.
Из пилотской кабины вышел штурман, взглядом отыскал Егора, подошел, прокричал в ухо
— Вроде бы пронесло!
Егор покивал понял, мол, — и пальцем поманил — предложил склониться:
— Сколько еще?
— Час пятнадцать! — прокричал штурман, глянув на хронометр, и удалился.
...Одинокий самолет шел почти беззвучно над бескрайними лесами...
Над дверцей кабины зажглось световое табло с надписью: «Внимание!», а из дверцы опять вышел штурман.
— Через семь минут! — прокричал он Егору.
— А точно? Привязались хоть к чему-нибудь?
— Да привязались, привязались!
— Ох, смотри у меня, штурманец! Помни: допуск в твоих расчетах не более пятисот метров. Ответственность свою понимаешь? — недобро спросил Егор.
— Понимаю, товарищ командир! — прокричал плачущим голосом штурман.
Все были уже у десантного люка. Егор зацепил крюк от веревки багажного парашюта за штангу, похлопал поклажу по внушительному боку:
— Он — первый!
Распахнулся люк, ворвался ветер. Штурман стоял с поднятой рукой и смотрел на хронометр.
— Сева, саквояж — твой, — напомнил Егор.
— Знаю.
— Ну, а Вася — мой.
Штурман махнул рукой. Егор вытолкнул в люк багаж.
—Сева! — щелкнул крюк, и Сева растворился во тьме.
—Маша! — щелкнул крюк, и исчезла Маша.
—Алик! — щелкнул крюк, и Алик прыгнул.
— Вася! — щелкнул крюк, и Вася прыгнул вниз.
— Ох, смотри у меня, штурманец! — прокричал на прощанье Егор и нырнул в небо... Крюк в этот раз не щелкнул. Егор прыгнул без подстраховки.
Он все время, пока продолжался плавный спуск, рулил на купол Васиного парашюта. Было трудно — однорукого Василия сильно тащило, — но он сумел. Они приземлились в метрах пятидесяти друг от друга. И удачно: они оказались на большой поляне, окруженной лесом. Егор отстегнулся и пошел к Василию.